— Ты думаешь, что я это сделал нарочно? Ты же знаешь меня. Разве я когда-нибудь…
Каролин заставила его замолчать.
— Знаешь, что странно? Мы ее видели — девушку, которую ты убил. Мы с детьми, наверное, выехали из Сан-Франциско в то же время, что она. Я не поняла, кто она, пока не увидела фотографию в утренней газете. Мы остановились у кафе возле Флорал Бич. Дети проголодались и капризничали, нужно было сделать перерыв. Она сидела в первой кабинке, ела бургер и картошку, когда мы вошли. Мы уселись в соседней кабинке, и дети валяли дурака, подглядывая за ней через перегородку. Ты знаешь, как они это делают. Она начала строить им рожицы, и они пришли в совершенный восторг. Она закончила еду до того, как нам принесли нашу, и помахала от дверей, когда уходила. Она была такая свеженькая и хорошенькая. Я помню, что подумала, хорошо бы Линни была такой милой с детьми, когда вырастет…
Лицо Каролин сморщилось, она закрыла рот рукой, всхлипывая, как ребенок, раскачиваясь взад и вперед. Она обхватила себя за талию, как будто у нее болел желудок.
Он хотел дотянуться до нее, но знал, что любой жест с его стороны покажется вопиюще неадекватным. Неужели кто-то умер по его вине? Страдание Каролин было заразным, и он почувствовал, как слезы потекли из его собственных глаз, он заплакал так же автоматически, как зевают в присутствии человека, который только что зевнул.
В то же время, в какой-то удаленной части мозга, он надеялся, что она заметит его слезы и сжалится над ним. Она была способна на смены настроения и эмоций, выходила из себя в одну минуту и прощала в следующую. Ему нужно, чтобы Каролин была на его стороне. Не как враг, а как союзница.
— Детка, мне так жаль. Я понятия не имел, — прошептал он. Его голос сорвался и он почувствовал напряжение в груди, когда выдавил из себя звук. — Не могу в это поверить.
Мне больно это слышать.
Каролин вскинула голову.
— Тебе больно? Больно? Ты был пьян в задницу. Как ты мог это сделать? Как ты МОГ?
— Каролин, пожалуйста. Ты имеешь право сердиться, но я не хотел этого делать. Ты должна мне верить.
Он знал, что его слова звучат слишком рационально. Сейчас не время пытаться убедить ее.
Она слишком расстроена. Но как он выживет, если она повернется против него?
Все их друзья любят Каролин. Они ей верят. Все считают ее ангелом: тактичная, сердечная, преданная, добрая. Ее сострадание было безграничным, если только она не чувствовала, что ее предали. Тогда она становилась немилосердной. Она часто обвиняла его в холодности, но по сути, это у нее было каменное сердце, не у него.
Уокер сказал:
— Я не прошу сочувствия. С этим я должен жить до конца дней.
Он внутренне поморщился, потому что взял неверный тон. Получилось обиженно, а он хотел выразить раскаяние.
Каролин достала из сумки носовой платок, вытерла глаза и высморкалась. Вздохнула, и Уокер подумал, что, может быть, худшая часть шторма уже миновала. Она покачала головой с печальной улыбкой.
— Хочешь узнать, что я нашла дома? Ты, наверное, забыл об этом тоже. Я нашла пустую бутылку из-под водки и шесть банок из-под пива в мусорном баке. Виски было повсюду во дворе, где ты разбил бутылку. Наверное, ты упал поперек стола, потому что он перекосился, и везде было битое стекло. Удивляюсь, как ты не перерезал себе глотку.
Она замолчала и прижала платок ко рту. Снова покачала головой и сказала:
— Я не знаю тебя, Уокер. Я понятия не имею, кто ты такой, и что ты за человек. Серьезно.
— Что я должен сказать? Мне жаль. Я больше никогда не выпью ни капли, пока живу. Даю тебе слово.
— Ой, ради бога. Уволь меня. Посмотри на себя. Ты пил несколько дней, и теперь невинная девушка мертва.
Он знал, что лучше не продолжать защищаться. Надо было подождать, дать ей высказаться, и тогда, может быть, она смягчится. Он протянул руку, ладонью вверх, в молчаливой мольбе о контакте.
Каролин наклонилась вперед.
— Я подаю на развод.
— Каролин, не говори так. Я брошу. Обещаю тебе.
— Мне плевать на твои обещания. Ты говорил, что можешь бросить в любое время, когда захочешь, но ты имел в виду, когда я слежу за тобой. Стоило мне отвернуться, ты начал опять, и посмотри на результат. Я тебе не нянька. Это не моя работа. Ты отвечаешь за себя и ты все испортил.
— Я знаю. Я понимаю. Мне нет прощения. Умоляю, не делай этого. Мы семья, Каролин. Я люблю тебя. Я люблю детей. Я сделаю все, что угодно, чтобы исправиться.
— Этого не исправишь. Несчастная девушка погибла из-за тебя.
— Не надо этого повторять. Я все понял, и ты не представляешь, как ужасно я себя чувствую.
Я заслуживаю самого худшего. Я заслуживаю всего, что ты можешь высказать мне — ненависть, обвинения, что угодно, только, пожалуйста, не сейчас. Ты мне нужна. Я без тебя не выживу.
Ее улыбка была ехидной и она округлила глаза.
— Ты такой засранец.
— Может быть, но я уважаемый человек. Я приму всю ответственность. Ты не можешь выносить мне приговор за единственный неверный шаг…
— Единственный? Может, вместе со всем остальным, ты забыл свой предыдущий случай вождения в пьяном виде?
— Это было сто лет назад. Дурацкая история, и ты знаешь это. Коп остановил меня из-за просроченной наклейки на номере. Парень был придурком, ты сама говорила.
— Не настолько придурком, чтобы не унюхать виски в твоем дыхании и не отправить тебя в тюрьму. Я заплатила за тебя залог. Из-за тебя социальный работник едва не порвал наше заявление на усыновление.
— Ладно. Хорошо. Я сделал это, Ваша Честь. Признаю свою вину. Я сто раз извинялся, но ты все время об этом вспоминаешь. Главное, что ничего не случилось. Ни ущерба, ни беды…