Хершел продолжал, все тем же мягким тоном, не спуская глаз с Уокера. Уокер подумал, не злорадство ли видит в его глазах, долгожданный и такой сладкий реванш Хершела Родеса за прошлое пренебрежение.
— Тебя еще обвинят по статьям ВС-23153 А и В — вождение в нетрезвом виде, ставшее причиной телесных повреждений. Если ты был осужден за вождение в нетрезвом виде в течение последних десяти лет, тебя могут обвинить в убийстве второй степени, согласно делу Уотсона.
— Блин, Хершел. Мне надоело говорить, что у меня был долбаный предыдущий случай, так почему бы тебе не засунуть в задницу эту ВС-23153?
— Ты кому-нибудь еще говорил об этом?
— Только тебе и жене. Поверь мне, это более, чем достаточно.
Хершел наклонился ближе.
— Потому что у меня есть совет для тебя, приятель: держи свой рот на замке. Не говори ни с кем об этом. Если тема всплывет, молчи. Ты глухой и немой. Моя твоя не понимай. Ты меня слышал?
— Да.
— Хорошо. Доктор сказал, что выпишет тебя завтра утром.
— Так скоро?
— Им нужна койка. Посмотрю, удастся ли мне уговорить копов подождать с арестом, пока ты будешь дома. Иначе они арестуют тебя прямо здесь, пристегнут наручниками к кровати и поставят копа у двери. Что бы ни случилось, помни это слово: Молчи.
Уокер помотал головой, сказав сквозь зубы «Черт».
— В настоящее время, тебе будет полезным лечь на реабилитацию. По крайней мере, показать, что ты хочешь исправиться.
— Я не могу. Я должен содержать семью.
— Тогда, анонимные алкоголики. Три встречи в неделю, минимум, даже ежедневно, если до этого дойдет. Я хочу, чтобы ты выглядел как парень, который отрекается от своих грехов и раскаивается в своих деяниях.
— Ты собираешься вытащить меня из этого дерьма?
— Возможно, нет, но я — лучшая твоя надежда. Если тебе от этого легче, дело не будет рассмотрено в суде еще от трех до шести месяцев. И, кстати, мне нужен чек.
— Сколько?
— Для начала, двадцать тысяч. Когда мы пойдем в суд, мы говорим о двух с половиной тысячах в день, плюс стоимость экспертов.
Уокер сохранял выражение лица нейтральным, не желая доставлять Хершелу удовольствия увидеть его растерянность.
— Мне нужно перевести деньги с накопительного счета. Я не держу такие суммы на текущем.
Можешь подождать, пока я выйду?
— Попроси Каролин позаботиться об этом. Приятно было увидеться.
Пипхоул, Калифорния, занимает два квартала в длину и десять — в ширину, на расстоянии брошенного камня от Тихого океана. Рельсы Южно-Тихоокеанской железной дороги идут параллельно 101 шоссе, отделяя город от пляжа. Тоннель проходит под рельсами и под шоссе, делая возможным достигнуть воды, если вы согласны пройти, согнувшись, пятьдесят метров по мокрой и пахнущей плесенью трубе. На северном краю городка имеется банановая ферма. Остальные предприятия представлены заправочной станцией, торгующей бензином непонятного происхождения и овощным ларьком, закрытым большую часть года.
Я включила сигнал левого поворота и притормозила, глядя в зеракло заднего вида, чтобы убедиться, что никто в меня не врежется. При первом просвете в потоке встречного транспорта я свернула с шоссе и пересекла рельсы, что привело меня в середину, полгорода направо, половина — налево. Рокот прибоя и приближающиеся и затихающие волны машин на шоссе создавали что-то вроде белого шума. В воздухе разливалось что-то ленивое. Моя экскурсия по городу была недолгой, потому что смотреть было особенно не на что. Улицы были узкими и без тротуаров. Можно было насчитать едва ли 125 домов, представляющих собой рагу из архитектурных стилей. Многие из оригинальных летних коттеджей до сих пор были на месте, возможно, снабженные теперь подходящей изоляцией, отоплением, кондиционерами и прочными окнами. У местных жителей явно были проблемы с хранением вещей. Дворы, мимо которых я проезжала, были замусорены всем, начиная с лодочных корпусов и кончая поломанными птичьими клетками и старыми чемоданами. Ненужная мебель была сброшена со ступенек и, возможно, ожидала, когда ее уберут дворовые феи.
Я свернула на Зарина авеню, проверила номер дома и остановилась у одноэтажного кирпичного строения с грубо встроенной трубой, пронзающей крышу с одного конца.
Выкрашенный в белый цвет штакетник окружал двор, включая посыпанную гравием подъездную дорожку. Несколько грядок с овощами были огорожены сеткой. Лохматая дворняжка пробудилась от дремоты и медленно направилась в мою сторону, виляя хвостом.
Клок шерсти, свисавший с ее головы, создавал впечатление, что она смотрит из-за куста.
Это была уже третья собака, с которой я столкнулась за последнюю неделю, и я чувствовала, что мое сопротивление слабеет. Собаки, которых я встретила, были приятной командой и, пока ни одна из них не лаяла, не рычала, не огрызалась, не кусалась, не прыгала на меня и не слюнявила, я была рада знакомству.
Эта проводила меня до двери и с ожиданием наблюдала, как я постучала по раме. Она изучала дверь вместе со мной, время от времени посылая мне взгляды, чтобы показать, что она следует плану и поддерживает меня в моих начинаниях.
Мужчина, открывший дверь, должнен был быть потомком одного из представителей голубоглазого ирландско-испанского клана, который процветал в Пипхоуле с середины 1800-х. Его волосы были цвета нового кирпича, коротко подстриженные и тронутые сединой. Он был высокий, худощавый и мускулистый, с орехово-коричневым цветом лица, который свидетельствовал о долгих часах пребывания на солнце. Его джинсы были поношенными и держались низко на бедрах, а голубая рубашка была разорвана на рукаве. Я бы сказала, что ему под семьдесят.