— Понятно. — Я оглядела его. — Вы не хотите рассказать, что происходит? Вы не можете разговаривать с вашими родственниками, а теперь не можете разговаривать со своими школьными приятелями?
— Я говорил, что у меня не было приятелей. Это больше имеет отношение к администрации.
— Что именно?
— Там были некоторые трудности. У меня была проблема.
— Какая, вас исключили?
Люблю истории о провалах на экзаменах и исключениях из школы. По сравнению с моими похождениями, они звучат как сказки.
— Я не хочу об этом говорить. Это не имеет никакого отношения к делу.
В его голос закралась нота упрямства.
— Сходите вы туда. Они точно так же разрешат вам посмотреть ежегодные альбомы.
— Сомневаюсь. Образовательные институты ненавидят давать информацию о своих студентах. Особенно, услышав слова «частный детектив».
— Не говорите им об этом. Придумайте что-нибудь другое.
— Я даже не училась в Академии Климпинг, так что зачем бы мне понадобился альбом? В этом нет никакого смысла.
Он помотал головой.
— Я не буду этого делать. У меня есть на то причина.
— Которой вы не поделитесь.
— Верно.
— Ладно. Мне по барабану. Если вы хотите так потратить ваши пятьсот баксов, я переживу.
Люблю проехаться по Хортон Рэвин.
Я встала и, когда мы снова пожали друг другу руки, я поняла, что меня беспокоит.
— Еще один вопрос.
— Какой?
— Статья вышла две недели назад. Почему вы ждали так долго, чтобы пойти в полицию?
Он поколебался.
— Я нервничал. Все, что у меня есть — это подозрение. Я не хотел, чтобы в полиции сочли меня придурком.
— Угу. Это не все. Что еще?
Он помолчал немного, краска опять появилась на его щеках.
— Что, если они узнают, что я их запомнил? Я был единственным свидетелем, и я сказал им свое имя. Если они убили Мэри Клэр, почему бы им не убить меня?
Пока мы разговаривали с Саттоном, принесли почту. Провожая его до двери, я остановилась, чтобы собрать конверты, которые почтальон просунул в щель. После того, как он ушел в банк, я вернулась за стол и начала сортировать почту. Мусор, счет, еще счет, мусор, мусор, счет. Я добралась до квадратного конверта из веленевой бумаги с каллиграфически выписанными моим именем и адресом, с росчерками и завитушками. Штамп был Ломпок, Калифорния, и обратный адрес напечатан. Даже без имени отправителя я знала, что это был член семейства Кинси, один из многочисленных родственников, о существовании которых я узнала только четыре года назад. До этих странных событий я гордилась своим статусом одиночки. Это была привилегия, быть сиротой в мире, объясняющая (по крайней мере для меня) мои трудности с формированием связей с себе подобными.
Глядя на конверт, я догадывалась, что приближаются крестины, свадьба или коктейльная вечеринка — формальное событие, о котором возвещалось рассылкой кучи дорогостоящих открыток. Каково бы ни было событие, о котором меня извещали, или на которое приглашали, мне на него было глубоко плевать. Иногда я бываю чуть-чуть сентиментальной, но это не тот случай.
Я кинула конверт на стол, подумала и швырнула его в корзину для мусора, которая уже переполнилась.
Сняла телефонную трубку и набрала номер Чини Филлипса в отделении полиции. Когда он ответил, я сказала:
— Угадай, кто?
— Привет, Кинси. Что случилось?
— Я только что побеседовала с Майклом Саттоном и решила поговорить с тобой, прежде, чем делать что-нибудь. Что ты о нем думаешь?
— Я не знаю, что и думать. История звучит достаточно глупо, чтобы быть правдой. А у тебя какое впечатление?
— Я не уверена. Я готова поверить, что он видел двух парней, копающих яму. Но связь с Мэри Клэр Фицжу вызывает сомнение. Он говорит, что даты сходятся, потому что он сверился с газетными статьями, но это ничего не доказывает. Даже если два события случились одновременно, это не значит, что они связаны.
— Согласен, но его воспоминания были такими яркими, что он почти уговорил меня.
— Меня тоже. По крайней мере, частично. У тебя была возможность заглянуть в старые материалы?
— Этого нельзя сделать. Я говорил с шефом, и он сказал, что материалы дела закрыты. Если вмешивается ФБР, они кладут все под замок.
— Даже через столько времени? Прошло двадцать лет.
— Точнее, двадцать один. И ответ, да, конечно. Ты знаешь, как это происходит. Дело федеральное, и оно еще не закрыто. Если детали выплывут наружу, любой псих может зайти в отделение и объявить себя виновным.
Я услышала знакомый шум на улице.
— Погоди секундочку.
Я закрыла трубку рукой и прислушалась. Скрип гидравлического механизма, хрипение и шипение мусорного фургона, приближающегося с конца квартала. Черт! День забора мусора.
Неделю назад я забыла вынести мусор на улицу, и мои корзины были переполнены.
— Мне нужно идти. Позвоню позже.
— Вайя кон Диос. (Иди с Богом, прим. перев.)
Я бросила трубку и побежала через холл в кухню, где схватила пластиковый мешок из коробки под раковиной. Быстро обошла все мусорные корзины — в кухне, ванной и офисе, вытряхивая мусор в мешок, который раздулся. Я выскочила в заднюю дверь, сунула мешок в мусорный бак и покатила его по дорожке. Когда я достигла улицы, мусорный фургон стоял у тротуара, и я еле успела поймать парня, прежде чем он забрался обратно. Он задержался, чтобы добавить мой взнос в дневную порцию. Когда фургон отъехал, я послала парню воздушный поцелуй, а он помахал в ответ.
Я вернулась за стол, поздравив себя с отлично выполненной работой. Ничего не создает такого беспорядка в комнате, как переполненная мусорная корзина. Усевшись в кресло, я взглянула вниз и увидела конверт из веленевой бумаги, который, видимо, не попал в мешок и теперь лежал на полу. Я наклонилась, подняла и уставилась на него. Что происходит?