Теперь я увидела, какой она была красивой, чего раньше не замечала. Она была тоненькая.
Ей нравились очки в тонкой оправе, и она укладывала волосы в узел, который должен был казаться старомодным, но вместо этого выглядел стильным. У нее были высокие скулы, хорошие зубы и теплота в глазах. Я представляла ее похожей на строгую училку, но это было не так.
Я добралась до конверта, запечатанного скотчем, таким старым и пожелтевшим, что он почти ничего не склеивал. На нем было написано «Мелочи, 1955» крупным почерком, который я сразу узнала. Мой интерес усилился. Я достала из него пачку фотографий.
Несколько фотографий запечатлели меня, в пятилетнем возрасте, с мрачным выражением лица. Я была маленькой для своих лет, с костлявыми ручками и ножками. У меня были длинные волосы, закрепленные заколками по бокам. На мне были болтающиеся юбки и коричневые туфли со спущенными белыми носками. К Рождеству я уже жила с тетей около шести месяцев и, видимо, не находила повода для улыбок.
При виде следующей фотографии я даже вскрикнула от удивления. На ней была тетя Джин в объятиях мужчины, которого я сразу узнала, хотя он был на тридцать лет моложе. Хэйл Бранденберг. Она прижималась к нему спиной, лицо слегка повернуто, и она улыбалась.
Его лицо повернуто к ней. На следующих пяти фотографиях были они двое, в основном, валяющие дурака. На одной они играли в мини-гольф, смеша фотографа, которым, должно быть, была я, потому что верхняя часть голов была срезана, а часть объектива закрыта пальцем. Другие фотографии были сделаны в беседке, в парке на холме, столь популярном среди моих одноклассников. На двух были мы втроем, я сидела у Хэйла на коленях и улыбалась беззубой улыбкой. Наверное, мне было уже шесть, и у меня выпадали молочные зубы. Мои волосы были коротко подстрижены, должно быть, тете Джин надоело с ними возиться. Хэйл выглядел, как кинозвезда из ковбойского фильма, чисто выбритый, высокий и мускулистый, во фланелевой рубашке, джинсах и сапогах. Я не помнила, что он был в нашей жизни, но вот он. Неудивительно, что он сразу показался мне знакомым.
Кроме того, до меня дошло, что тете Джин тогда было примерно столько лет, сколько сейчас мне, тридцать восемь, когда расцвел этот поздний роман.
Я поняла, почему он так был уверен насчет ее сексуальной ориентации, и почему был так хорошо знаком с ее родительскими способностями. У меня были сотни вопросов о них двоих, но теперь было не время спрашивать. Может быть, позднее я приглашу его выпить и расскажу о своей находке.
Я вернула фотографии в конверт, который отложила в сторону, остальные сложила в коробку и убрала в сундук.
Я не знала, что думать о своем открытии. Хэйл мог бы заменить мне отца, если бы они с тетей Джин остались вместе. Она не особенно ценила замужество и, возможно, не годилась для долгих отношений. Но какое-то время она была счастлива, и, судя по фотографиям, могу сказать, что я была счастлива тоже.
Вся история близких отношений с Судьбой длилась три с половиной недели и закончилась внезапно, когда Джон меньше всего этого ожидал. Она была даром, которого он, возможно, не заслуживал. Она притягивала его так сильно и непреодолимо, что он полагал, что это чувство будет с ним до конца дней. Она была сладострастной, непристойной, и не знала никаких запретов и ограничений. Две беременности оставли на ней свои отметины, но ей было все равно. Веснушки, родинки, шрамы, маленькие отвисшие груди, мягкий выпуклый живот, расплывшиеся бедра — ничего не имело значения. Она бросалась в секс с радостью и щедростью. Потом он будет спать с бесконечным количеством женщин, чьи тела были близки к совершенству, но они стыдились и стеснялись, были недовольны размером своей груди или формой своих ягодиц, указывая на недостатки, которых он не замечал. Для него они были красивыми, но они требовали постоянных разуверений по поводу своих воображаемых недостатков.
С Судьбой он был ослеплен, новичок, чей энтузиазм совпадал с ее. Несмотря на ее утверждения об открытых отношениях с Кредо, не было и речи о том, чтобы встречаться у Унрихов, где Кредо и Шон крутились около школьного автобуса. В главном доме постоянно присутствовала Дебора. У Рейн были встречи с подружками, занятия по плаванью и гимнастике. Машины всегда приезжали и уезжали, детей забирали и привозили.
Единственной возможностью были приходы Судьбы к нему, когда ей удавалось это устроить. Для поездок она одалживала «бьюик» Унрихов.
Пока Уокер отсутствовал, Джон сохранял строгий нейтралитет, находясь в компании Кредо и Судьбы, следя за тем, чтобы не проявить ни малейшего намека на их новые взаимоотношения. Судьбе, по натуре, хотелось разыгрывать ситуацию в драматическом ключе. Ей нравилось создавать конфликты, а что может быть лучше, чем двое мужчин, соперничающих из-за женщины, особенно, если это она. Состязание между ними повысит ее статус. Она была призом, за который они будут сражаться, пока один не падет.
Джон ничего подобного не хотел. Он не уважал Кредо, но не считал, что тот должен страдать от унижения, чтобы удовлетворить любовь Судьбы к театральным эффектам.
Ожидая ее у себя дома, Джон находился в подвешенном состоянии, считая минуты.
Он просыпался рано, валяясь в кровати, вспоминая, что они делали и фантазируя о том, что они будут делать дальше. Он никогда не знал, когда она приедет, и приедет ли вообще.
Он понятия не имел, чем она оправдывает свое отсутствие, и ему не хотелось спрашивать.
Без предупреждения она стучала в дверь внизу. Наверху была другая дверь, и пока он открывал ее, она бежала вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Бросалась к нему в объятия, смеясь и задыхаясь. Они скрывались в его комнате, предаваясь безумной любви, с шумом и потом. Она научила его всем удовольствиям и излишествам, всем аппетитам плоти.