«О» - значит омут - Страница 110

110

В промежутках между занятиями сексом они раскуривали косяк. Его квартирка была в тумане от дыма травки и сигарет. Они спускались вниз, иногда голышом, и шатались по главному дому, где совершали налеты на винные запасы Лайонела. От травки им хотелось есть, и они пожирали все подряд, в основном, всякую ерунду, потому что у Джона не было денег ни на что другое. Пончики, чипсы, шоколадки, печенье, крекеры с арахисовым маслом — их пиры, такие же жадные, как секс.

Чтобы иметь время на долгие пробежки, Джон вытаскивал себя из кровати в 8.00. Тяжести он поднимал в полсилы, а часто не поднимал вообще.

Он встречался с Судьбой в случайные дни. После ее ухода он засыпал, потом раздобывал себе еду и садился за стол. Обычно это случалось около девяти вечера. Он работал до рассвета, лишая себя сна. По-другому не получалось. Травка, утомление, алкоголь играли свою роль, затуманивая его мозг и нарушая концентрацию.

Это было проблемой, когда наступала пятница, и мистер Сноу ждал его работу. Во вторую неделю срок наступил неожиданно, и ему пришлось лихорадочно писать всю ночь.

Джону пришла в голову прикольная идея насчет мальчика, который бегал со стаей диких собак, далеко на юге — Джорджия, Алабама, в таких местах. Он представлял себе мальчишку, живущего под крыльцом ветхого домика и питающегося объедками. Джон ощущал запах грязи и звериный дух парнишки. Он писал о жарких летних ночах, когда нет ветра и собаки воют вдали, призывая мальчика. Он понятия не имел, что будет дальше, но написал хорошее начало, пятнадцать двойных страниц.

Джон отдал свою работу и сидел, как обычно, изображая безразличие, в ожидании ответа мистера Сноу. В этот раз тот перечитал некоторые страницы дважды, а потом пролистал все, нахмурившись.

— Вам не понравилось, — сказал Джон.

— Это не так. Я даже не знаю, что сказать. Здесь нет ничего неправильного. Вполне пригодная проза. Ты уклоняешься в мелодраму, но это не работает, потому что ситуация создана искусственно. Ты думаешь, что создал драматические обстоятельства, но на самом деле получилось сиропно. Ты знаешь хоть что-нибудь о юге? Был там когда-нибудь?

— Я использовал свое воображение. Разве не в этом смысл?

— Но почему это? Ты рассказываешь о пяти или шести собаках, и я не могу отличить одну от другой. Ладно, у одной желтые глаза, а у другой жесткая шерсть. Ты даешь мне характеристики, а не характеры. Даже если ты пишешь о собаках, тебе нужно различать их.

Отсюда приходят конфликты. Теперь этот мальчик, у которого вообще нет личности, что весьма тяжело, учитывая ситуацию, в которую ты его поставил. И где здесь Джон Корсо?

Насколько мне известно, то, что ты описал, не имеет никакого отношения к твоей жизни, твоим проблемам, твоим надеждам или твоим мечтам.

Погоди, может, я должен сначала спросить. Ты когда-нибудь бегал со стаей собак?

— В последнее время нет.

Джон пытался быть остроумным. Критика жалила. Мистер Сноу был резким и не смягчал ударов. Джон почувствовал, как сжимается в комок, но мистер Сноу еще не закончил.

— Ты пишешь из головы. Там нет сердца. Понимаешь, о чем я говорю? Это слова, пустые фразы. Это ничего не значит для тебя, и конечно, ничего не значит для меня.

— Это можно исправить?

— Конечно, очень просто. Выбрось и начни что-нибудь другое. Ты держишь читателя на расстоянии вытянутой руки, когда ты должен писать от сердца и печенки. В этом смысл литературы, связь между читателем и писателем. Это дерьмо. Тебе удалось сделать это похожим на историю, но тебе самому неинтересно. Я хочу видеть мир таким, как ты его видишь. Иначе, можно посадить обезьяну, и она настучит что-то подобное.

— Ну, это ерунда. Вы сказали, что я могу писать, что захочу, а потом разнесли все в клочки.

Мистер Сноу опустил голову.

— Ладно. Ты прав, моя вина. Давай пропустим тему содержания и поговорим о процессе.

Ты прячешься. Ты не даешь мне ничего от себя. Ты машешь руками, надеясь отвлечь читателя, чтобы он не заметил, насколько ты отстранен. Ты должен сделать себя видимым.

Ты должен раскрыться и чувствовать. Злой, печальный, довольный, плохой. Выбирай.

Я не говорю, что ты должен писать автобиографию, но твоя жизнь и твой опыт это источник.

Если ты хочешь писать, ты должен рассказать мне, как выглядит мир с твоей точки зрения.

Ты должен впитать реальность и разобрать ее на части, а потом воссоздать ее изнутри наружу.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите.

— Ты когда-нибудь ненавидел кого-то? Сходил с ума от ревности или от страха? Твоя собачка умерла, и ты не мог войти в комнату, чтобы не залиться слезами?

Джон подумал и пожал плечами.

— Я не испытываю таких сильных чувств.

— Конечно, испытываешь. Тебе восемнадцать — все гормоны, эмоции, тестостерон, тревога и тоска. Единственное, что хуже мальчика-подростка, это девочка-подросток.

Я не хочу, чтобы ты писал отсюда, — он похлопал себя по голове. — Я хочу, чтобы это исходило отсюда, — он приложил ладонь к груди. — Писать тяжело. Это способность, которую ты приобретаешь с практикой. Ты не можешь быстро нацарапать хорошую работу в свободное время. Ты не можешь быть равнодушным. Нужно время. Если ты хочешь стать концертным пианистом, ты не будешь пользоваться руководством «Пять легких шагов» и ждать выступления в Карнеги Холле. Ты должен сидеть и писать. Так много, как сможешь.

Каждый день твоей жизни. Ты что-нибудь понял?

Джон улыбнулся.

— Не очень много.

— Ничего, поймешь.

Мистер Сноу взмахнул страницами.

— Вот что я скажу. В этом неуклюжем рассказе я вижу крошечную искорку, похороненную в навозе. Ты можешь это делать. В тебе что-то есть. Проблема в том, чтобы найти свою дорогу и дать свету пробиться. Теперь иди отсюда. Увидимся через неделю, ладно?

110