«О» - значит омут - Страница 63

Поэтому было, несомненно, приятно обнаружить у парня кучу марихуаны и порнографии.

В спальне хозяев, в дальней части шкафа, он нашел деревянный ящичек. Замка не было, и открыв его, Джон обнаружил пистолет. Это был маузер HSc.380 ACP. Он вытащил его из ящика и взвесил в руке. На крышке была информация на немецком и английском, которую он с интересом прочитал. Пистолет был двойного действия, автоматический, со стальным корпусом и ореховой рукояткой. Круто.

Джон засунул пистолет за пояс и прихватил коробку патронов. Может, он напишет о бандите, который носит такой пистолет. Он вернул пустой ящичек на полку, где нашел его.

Был шанс, что хозяин не станет вытаскивать его и проверять. Он будет думать, что пистолет там, где он его оставил.

Вернувшись домой, Джон некоторое время думал, куда спрятать маузер. В конце концов он пошел в ванную и снял панель, закрывающую низ ванны. Завернул пистолет и патроны в старое полотенце, затолкал под ванну и вернул панель на место.

Он вернулся за стол, чувствуя себя освеженным и обновленным. Он снова сходил в отцовский кабинет, на этот раз захватив «Свет в августе» Уильяма Фолкнера. Он напечатал первые десять страниц, и это научило его понимать силу языка в руках того, кто его полностью контролирует. Фолкнер был экстравагантным, в то время как Хэмингуэй был экономным. Различия в стиле казались подходящими для истории, которую каждый пытался рассказать. Когда Хэмингуэй срывал одежды, Фолкнер накладывал слой за слоем, используя длинные, щедрые фразы. Никакой из голосов рассказчиков не подходил Джону, но по крайней мере, он начал понимать диапазон и тон.

У Джона была пачка журналов «Плейбой», датированных началом года. У всех девушек были идеальные тела, но они казались ему безмозглыми. Какая разница, насколько большие у них сиськи, если сами девицы были неглубокими, эгоистичными и зацикленными на себе?

Ага, правильно. Как будто он на самом деле отверг какую-то из них, как неподходящую для него.

Если он не мог и молиться о том, чтобы встретить их в реальной жизни, то мог вполне наслаждаться их иллюзией, как свежих, чувственных и доступных.

Перелистывая журнал за январь, Джон наткнулся на рассказ Рэя Бредбери под названием «Потерянный город Марса», а после этого — на вторую часть нового шпионского детектива Лена Дейтона «Дорогое место, чтобы умереть». Теперь он видел еще двух писателей, с совершенно другими литературными эффектами.

Его первые несколько попыток написать что-то свое были беспорядочными, проза, которая получалась плоской и идеи, которые умирали на половине страницы. Проблема, как он ее видел, была в том, что ему нечего было описывать. Он много читал, но у него не было личного опыта почти ни в чем. Единственная работа, которая у него была — бесплатной няньки для дочерей Изумительной Моны. По выходным он работал в гольфклубе, но, помимо сбора информации, это было в основном подай-принеси — чистить головки клюшек и таскать мешки с ними с горки на горку. У него не было ни авантюрных путешествий, ни спортивных триумфов, ни физических трудностей, чтобы их преодолеть. Ну, последнее было не совсем правдой. Он был толстым мальчиком и помнил, как это дерьмово. Он думал, что лучше избегать историй про воров и мародеров, чтобы не возникли вопросы, откуда он так хорошо информирован.

Он написал часть рассказа о пареньке, который был облучен радиацией, превратился в зомби и заразил всю семью, пока отец не застрелил его. Джон выдохся на середине, потому что не знал, что писать дальше. Он написал сентиментальное эссе об одиночестве, которое рассмешило его, когда он перечитал его на следующий день — совсем не то, чего он хотел достичь. Он хотел написать о парне, которого соблазнила инструкторша по теннису, но это была не совсем та область, в которой он являлся экспертом. Однажды теннисистка в клубе положила свою руку на его, показывая, как держать ракетку, но это было самое большое приближение к сексу, которое он испытал.

Самое лучшее в писательстве, по крайней мере, в попытке писательства, что оно позволяло Джону проводить время в одиночестве, прислушиваясь к тому, что у него в голове. Время от времени приходила фраза, как неожиданное послание с другого края вселенной. Он записывал эти разрозненные образы и фразы, думая, что однажды их станет больше.

К концу недели у него было не особенно много чего показывать, но он собрал все и положил в папку. Папку он передал мистеру Сноу, который сказал:

— Садись.

Джон уселся в первом ряду, чувствуя себя неловко, пока мистер Сноу читал его страницы.

— Что это такое? Ты переписал Хэмингуэя?

— Я напечатал пару глав, чтобы разогреться. Я и Фолкнера попробовал. Вы сказали приносить все.

Мистер Сноу округлил глаза и продолжил читать.

Джон следил за его лицом, но не понимал, как воспринимается его работа. Когда мистер Сноу закончил, он сложил страницы, подровнял края, положил в папку и вернул Джону.

Он не делал комментариев, так что Джону в конце концов пришлось прочистить горло и спросить:

— Ну, что вы думаете?

— По основным правилам положено иметь начало, середину и конец. По крайней мере, ты этому следуешь. Иди и попробуй что-нибудь еще.

— Что еще? То-есть, мне трудно что-то придумывать.

— Улучшай это.

Джон вернулся к работе. Он писал по ночам, обычно до трех часов, потом шел спать. Утром он спал допоздна. К полудню он принимал душ, одевался и отправлялся к Уокеру, в его дом на вершине Бергстром Хилл, около километра от его дома. Если ехать по извилистым улочкам, путешествие на скутере занимало пять минут, но Джон нашел другой маршрут, по краю долины, тарахтя вдоль лошадиных тропок, которые образовали целый лабиринт.