— Не совсем. Я занимался слежкой не больше недели, когда она меня заметила. Мне казалось, я был осторожен, но Вирджиния была умницей. Она должна была знать, что ее мать не замышляет ничего хорошего. Однажды она подошла к машине, жестом велела опустить стекло и пригласила меня в дом. Она сказала, что если я собираюсь шпионить за ней, то могу, с тем же успехом, делать это с близкого расстояния, да еще получить бесплатную чашку кофе. После этого она знала, что я следую за ней, но не делала никаких уступок. Она делала точно то же, что и всегда. Что я думал о ней и что докладывал, не имело отношения друг к другу..
— Что-то я здесь пропустила. Бабушка была старой даже тогда. Что заставляло ее думать, что у нее есть шанс получить опеку?
— Это другое дело. Она думала, что сможет убрать с дороги вашу тетю Джин. Если она это сделает, то кому еще поручат опекунство?
— Моя мать была старшей из пяти сестер. Тетя Джин была следующей, а после нее были еще Сара, Мора и Сюзанна. Наверное, любая из них была бы предпочтительней.
— Они финансово зависели от старших Кинси. Все девушки удачно вышли замуж, но у их мужей не было таких денег, как у ваших дедушки и бабушки. Как я слышал, Сара и Мора не одобряли вашей матери, и никто из них не хотел идти против миссис Кинси, зная, что она хочет заполучить вас.
— Но каким способом она хотела добиться цели? Какие у нее были рычаги давления? Я до сих пор не понимаю.
— Я, наверное, сказал достаточно.
— Да ладно.
— Вы когда-нибудь сдаетесь?
— Спросить никогда не помешает. Я думаю, что вы расскажете мне так много или так мало, насколько захотите.
Он откусил от булочки и некоторое время жевал, потом отхлебнул кофе.
— Ваша бабушка думала, что Вирджиния была лесбиянкой.
Я уставилась на него в изумлении.
— Вы шутите.
— Вы спрашивали о рычагах. Вот они. В те дни такие обвинения были разрушительными, даже без доказательств. Вот почему я не давал ей письменных отчетов. Я не хотел, чтобы у миссис Кинси было что-нибудь против Вирджинии.
— Тетя Джин была геем?
— Это не то, что я сказал. Я сказал, что ничего не записывал, в любом случае.
— Как ей вообще пришло в голову такое?
— Понятия не имею. Когда она пришла ко мне в офис, она сказала, чего хочет, а именно — получить «вещи» на свою дочь. Такое выражение она использовала. Она сказала, что никакой судья не разрешит опеку человеку с таким «изгибом». Я сказал, что не буду подгонять свои находки к ее целям. Она сказала, что была бы счастлива нанять кого-нибудь другого, кто дал бы ей то, за что она платит. Я ответил, что мне плевать, кого она наймет.
Если ей не нужна правда, я на нее работать не буду.
— Она разрешала так разговаривать с собой?
— Она обиделась, но, думаю, что ей понравилось. Едва ли кто-нибудь спорил с ней в те дни.
— Они до сих пор не спорят. Продолжайте.
— Она рассердилась, но, в конце концов, согласилась. Она была деспотом, но через какую-то черту не решалась переходить. Вирджиния до сих пор была Кинси. Если ваша бабушка была права, то обнародовать склонности Вирджинии стало бы позором для всей семьи.
— Вы говорите, что, если бы она оказалась права, то не стала бы использовать информацию?
— Только не публично. Я боялся, что она предпримет что-нибудь тайно. Она была нечестной и хитрой, и я не хотел ее вооружать.
— Так что вы сказали ей, что тетя Вирджиния не была лесбиянкой?
— Она и не была.
— Честно?
— Почему нет? По мне, идея была просто смешной. Никогда не было ни крупицы доказательства, что Вирджиния Кинси была кем-то иным, кроме как бескомпромиссной гетеросексуалкой. Она предпочитала быть одной, но это не является отклонением. Таких людей много. Я один из них.
— Я тоже. Не понимаю, почему вообще бабушка подняла такой вопрос.
— Наверное, это была самая ужасная вещь, которая пришла ей в голову, поэтому ей захотелось, чтобы это было правдой.
— Я не могу поверить, что такая старомодная и порядочная дама вообще знала о таких вещах.
— Не обманывайте себя. Даже у викторианских женщин были «особенные» подружки.
Когда две одинокие женщины поселялись вместе, брови взлетали вверх. Это называлось «бостонским супружеством».
— Тетя Джин знала, что задумала бабушка?
— Думаю, что да.
— Я не знаю, что со всем этим делать. Годами я жалела себя, потому что думала, что бабушке нет до меня дела. Теперь выходит, что было такое большое дело, что она шантажировала собственную дочь, чтобы добиться своего.
— Так оно и было. Хорошо, что она проиграла.
— Да, но посмотрите, чего это стоило. Бедная тетя Джин. Я понятия не имела, через что она прошла. Она добилась, чтобы никакой шепот об этом не достиг моих ушей.
Годами я не знала, что у меня есть родственники, кроме нее. Я услышала о них только после ее смерти.
— Женщина, состоявшая из противоречий. Прямолинейная и таинственная одновременно.
Я оглядела его, размышляя, не пропустила ли чего-нибудь.
— Я не хочу, чтобы вы искажали правду. Я приму ее в любом случае.
— Почему такие подозрения? У вас, наверное, «проблемы с доверием», как говорят в народе.
Я засмеялась.
— Может быть. А у вас?
— Нужно быть дураком, чтобы доверять большинству людей. Я думаю, что я умнее.
Я посмотрела на часы.
— Ой. У меня встреча в Белисии, так что нужно ехать. Спасибо за разговор. Мои уста запечатаны.
Хэйл скомкал бумажный пакет и выбросил в урну.
— Если будут еще вопросы, не стесняйтесь звонить.
Только будучи снова в дороге, я поняла, что он так и не ответил на мой вопрос, солгал ли он.